
Утренний туман над площадью Европы ещё не рассеялся, когда нас забрал гид. Под бронзовой Медеей Давида Хмаладзе — её рука сжала Золотое Руно — древний миф уже сливался с городской суетой. Узкие улочки Старого Батуми пахли горячим хачапури и солёным бризом.
На площади Пьяцца в 11 часов раздавался свинг-джаз, а позолоченный Посейдон у Драмтеатра сверкал, будто репетировал. Исторический квартал вывел к морскому порту: краны скрипели, словно металлические чайки.
У Башни алфавита двойная спираль грузинских букв вздымалась к небу, а неподалёку Али и Нино Тамары Квеситадзе медленно кружились в вечном танце любви.
Опция, от которой невозможно отказаться. Канатка подняла нас на гору Ануру высотой 250 м: внизу мерцал кобальтовый Чёрное море, а за облаками прятались Кавказские хребты. Пейзаж сшил легенду и современность одной строчкой.
Вернувшись в город, мы заглянули в Технологический музей братьев Нобель и Археологический музей Аджарии: керосиновые лампы и колхидское золото сияли соседними эпохами.
Духовный Батуми открылся собором Рождества Богородицы с неоготическими шпилями; рядом звонили колокола церкви Святого Николая, звучал азан из мечети, а синагога мерцала голубым куполом. Четыре веры — в четырёх кварталах.
Финал — приморский бульвар: пальмы, музыка и танцующие фонтаны под малиновыми огнями. Дети визжали, струи взмывали, и я почувствовал себя частью вечерней симфонии Батуми. В отель вернулся с мокрыми кроссовками, доброй усталостью и ощущением, что легенда продолжается.